Новости – Общество

Общество

«Маленькие города всегда патриотичны»

Повседневная жизнь Тирасполя. Фото: Jussi Nukari/ТАСС

Оборону Тирасполя вспоминают очевидцы из Новосибирска

Сергей Спицын

15 октября, 2015 21:30

10 мин

Двадцать пять лет назад мир узнал об образовании Приднестровской Молдавской республики. «Русская планета» встретилась с очевидцами событий, которые последовали за объявлением независимости Тирасполя.

Рост сепаратистских тенденций, создание нового государства и вооруженный конфликт в Приднестровье как финал противостояния были ответом русского большинства в Тирасполе на откровенные прорумынские настроения в Кишиневе.

Молдавия, видя как рушится Советский Союз, упорно двигалась в сторону Румынии, отсюда и было стремление провозгласить молдавский язык единственным государственным языком страны, причем на латинице, что не могло не вызвать возмущение в русском Приднестровье, вылившееся в акции протеста и забастовки. Дальнейшие события напоминали ход маятника. Кишинев утверждает законопроект о государственном языке, по которому образование в школах будет вестись только на молдавском языке. Тирасполь через год, в сентябре 1990, объявляет о своей независимости.

Кишинев пытается воздействовать силой и устраивает поход на Гагаузию в октябре 1990 года. Тирасполь в 1991 году принимает свою Конституцию.

И все же в июне 1992 года конфронтация между Кишиневом и Тирасполем входит в горячую фазу, растянувшуюся на три недели. Местом основного столкновения стал город Бендеры. Приднестровью удалось отстоять свою независимость, которая удерживается до сих пор.

Новосибирцы Анна Ладан и Сергей Кристев, рожденные в Бендерах и Тирасполе, вспоминают о том, как отражались политические события на их жизни.

Удивительно, но Анна Ладан, в девичестве Паунегру, ныне живущая в Новосибирске, где зима длится больше положенных трех месяцев, в детстве грезила о снеге.

– Он у нас был крайне редко, потому что зима продолжалась месяца два. Мы с братом всегда мечтали о снеге, и когда он выпадал, то лепили из снега и грязи снеговиков и катались на лыжах и санках, — вспоминает Анна.

В 1988 году Анне было 11 лет, она училась в седьмом классе. Молдавский язык любила, изучала его охотно, даже ездила в пионерские лагеря, где не было ни одного русского ребенка. Сама Анна всегда чувствовала себя русской: мама была дочерью военного из России, папа — наполовину молдаванин. Понятно, что родители Анны хотели для детей образования только на русском. Потому и ходили на забастовки: они были всеобщими по Приднестровью — останавливались предприятия, не работали школы.

– Дома всегда переживали о том, что будет дальше. Отец активно принимал участие в жизни города: посещал все митинги, был в патрулях, охранявших въезд в город, — вспоминает Анна.

По ее словам, особой напряженности не было, даже после провозглашение независимости и принятия Конституции. Кошмар начался после 19 июня.

Анна Ладан. Фото из личного архива.

– Был выпускной во всех школах, мы были на даче, собирали клубнику, когда начались выстрелы. На тот момент стрельба была вполне обыденной вещью, но в этот раз стреляли много. Мы вернулись в город, и отец пошел ставить автомобиль. Вдруг стрельба усилилась, и возник этот звук, протяжный гул. Потом я узнала, что это были запуски ракет — молдавские войска начали обстрел города, он продолжался три дня, началось наступление румынских наемников, — рассказывает Анна.

Атака молдавской армии и сил республиканской МВД была направлена как на ключевые точки вроде здания горисполкома Бендер, так и на жилые кварталы. Анна уверяет, что под молдавскими знаменами воевало немало осужденных на пожизненное заключение со стороны Румынии. Наемники не отличались честью. Так, завод по переработке подсолнечных семян и рапса, на котором работал директором отец Анны, был полностью разграблен и загажен нечистотами.

– Нам повезло, что отец вернулся домой живым в первый день нападения, у соседей как раз папа погиб в аналогичной ситуации, — говорит Анна.

Выждав неделю в подвале девятиэтажки, родители Анны решили перебираться к родственникам в Тирасполь. Взяли детей, документы, кота и соседскую бабушку, и пешком двинули в столицу непризнанной республики, до которой было 30 км.

– Было жесткое и ужасное ощущение. Детство, да и вся прежняя жизнь кончилась в один момент. Спасало чувство локтя — родители мне сказали, что если что-нибудь случится, то я буду ответственна за брата, а брату сказали, что он будет отвечать за сестру, — рассказывает Анна.

Семье Паунегру повезло — молдавские ВВС и вооруженные силы не смогли разрушить мост через Днестр, который охраняли солдаты 14-й российской армии. Они-то и перевезли беженцев в грузовиках на другой берег.

– Помню, солдаты нам говорили, что в случае обстрела нужно бежать в любую сторону — так тяжелее по нам будет попасть. Еще запомнила из первых дней атаки на Бендеры, что нельзя ни в коем случае подходить к окнам — в городе работали эстонские снайперы, воевавшие на стороне Кишинева, — говорит Анна.

Через три недели война закончилась, но в свою квартиру в Бендеры семья Паунегру смогла вернуться только через семь лет.

– И все равно, родители не смогли там жить — слишком многое напоминало о конце той, мирной жизни, — рассказывает Анна.

Сама же Анна летом 1992 года уехала учиться в Новосибирск в физико-математическую школу в Академгородке, которая стала счастливым билетом в новую жизнь. В Сибири она вышла замуж и родила троих детей. Но события 1992 года еще долго были в ее памяти:

– Первые лет десять не могла без слез вспоминать и рассказывать о войне. Несколько лет, когда нужно было лететь самолетом, с трудом выходила на посадку: гуд двигателей напоминал звук ракет «земля-воздух», которыми обстреливали Бендеры. И до сих пор, не могу понять, зачем Молдавия пошла на такой шаг. Неужели, сложно было тогда, в 1989 году, принять два языка в качестве государственного?

Сергей Кристев и сейчас не может четко объяснить, зачем ему, вполне взрослому человеку, потребовалось в 1989 году уезжать из спокойного Саратова в родной Тирасполь. В Саратове была работа и своя квартира на окраине города.

– Соблазнился на вариант обмена — предложили в центре Тирасполя. Вот и решил вернуться домой, — рассказывает Сергей.

В 1989 году ему было 28 лет. За плечами — школа, Ленинградское военно-инженерное училище и служба в железнодорожных войсках. У него была жена, работа фотографом в собственной студии. В перспективе — большая семья, как у отца, который был гагаузом.

Сергей Кристев. Фото из личного архива.

– У них так принято, по 6–8 детей в среднем, бывало, — усмехается Сергей.

Во все времена, по словам Кристева, Тирасполь был русским городом. Но при этом прежде смотрели на человека, а потом на его национальность. Молдаван в Приднестровье не притесняли.

– Любили анекдоты про них рассказывать как про чукчей, — смеется Сергей.

Однако все равно чувствовалось напряжение, были стычки, но в открытую войну никто не верил.

Когда начался призыв в ополчение, Сергей пошел на призывной пункт. Но его не взяли из-за военной специальности.

– Ведь занимался восстановлением дорог и мостов, а подрывать в Приднестровье было особо нечего, — вспоминает Кристев.

Начавшиеся военные действия, он, кадровый военный, переносил спокойно, был психологически готов к подобному, зато его окружение и родственники воспринимали конфликт как настоящий ад. А старший брат Сергея и вовсе воевал.

– Хотя по большей части у них была позиционная война, в атаках он все же был. Рассказывал, чтобы поднять бойцов на штурм, приходилось их как-то мотивировать. Кричали: «За стенки, за телевизоры», — и шли в атаку, — вспоминает Сергей.

До Тирасполя конфликт не дошел — не смогли молдавские войска занять Бендеры, да и 14-я армия преградила им путь. Может, Кишинев боялся реакции Москвы. Александр Лебедь, командующий 14-й армии, говорил, что в случае чего он позавтракает в Тирасполе, обед у него будет в Кишиневе, а ужин подадут в Бухаресте. Конечно, подобное заявление можно рассматривать как юмор, но, по словам Сергея, поддержка Лебедя и российских солдат была колоссальной. Да и в самом 150-тысячном Тирасполе, жители всегда были сплоченные и в случае наступление все как один поднялись бы на оборону города.

– Маленькие города всегда патриотичны. Все друг друга знают, одна большая дружная семья. Была поговорка, что все спят под одним большим одеялом. Если где-то обида, то вставали все. Я бы тоже пошел воевать, если бы война дошла до Тирасполя, иначе бы никогда себе не простил такой слабости, — рассуждает Кристев.

После войны в Тирасполе, по словам Сергея, делать было нечего. Была разруха, преступность выросла в разы, про фотографию все забыли, потому при первой возможности Кристев уехал к другу в Новосибирск, где уже более 20 лет продолжает заниматься коммерческой фотосъемкой. О том, что было, Кристев иногда вспоминает. Он уверен, что иного развития событий и быть не могло.

– Следовало ожидать реакции Молдавии, потому что Приднестровье целенаправленно шло на отделение, а в Тирасполе было производство, несколько крупных заводов, недалеко была Дубоссарская ГЭС. Да, в Тирасполе никто не хотел разговаривать на молдавском. Но именно на этом сыграли некоторые политики и провластные структуры. Просто-напросто запудрили мозги несуществующими лозунгами, — уверяет Сергей.

Иногда он возвращается в родные места. По его наблюдениям, там остановилось время.

– Это прекрасно, вернуться туда, где было твое детство. В места, которые выглядят так же, как и раньше. Все-таки смогли там навести порядок. Тирасполь по-прежнему чистый и уютный город. Но со своими детьми не рискую туда ехать. Не потому что чего-то боюсь, а потому что есть много других прекрасных мест, — заключает Сергей.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе